Сказать о том, что вся contemporary music есть musiques immobiles - значит ляпнуть банальность. По всей видимости, г-н Pernice под неподвижной музыкой подразумевает нечто иное. Но прежде, чем я пущусь в столь милые моей сущности теоретизирования, анализы и обобщения, необходимо выдать статистический материал об альбоме, о котором пойдет речь.
"Humus - Musiques Immobiles 5-15" - это первый релиз совсем нового московского лейбла Monochrome Vision. Учредитель, владелец и дизайнер - Дмитрий Васильев, музыкальный журналист, хорошо известный по "сольному" журналу "Независимая электронная музыка" и по сотрудничеству с массой других изданий, так или иначе затрагивающих тематику нестандартной музыки. Пожалуй, в настоящее время это один из самых авторитетных специалистов в вышеуказанных областях. Такая характеристика как само собой разумеющееся предполагает, что продукция лейбла вызовет, как минимум, интерес у ценителей того, что лет 20 назад назвали бы "авангардом". Неброский и лаконичный дизайн, jewel-case, аннотация на английском, французском и русском языках в буклете и CD, разбитый на 10 треков.
Лоран Пернис - опытный музыкант (подробнее - НЭМ #4), теоретически подкованный и имеющий за плечами с десяток релизов. Однако серия "musiques immobiles" в его обширной дискографии стоит особняком, так как расположилась она на зыбкой "ничейной" территории между электронной музыкой и академическим авангардом.
Лейтмотив цикла - музыка, которая строит саму себя. Разумеется, первое имя, которое приходит на ум после выдвижения такого тезиса - Джон Кейдж. Впрочем, Пернис и не скрывает того факта, что продолжает эту спорную традицию. Однако в отличие от Кейджа, Райха или Фельдмана, он порождает свои пьесы по совершенно иной схеме. Это звуки, рождающиеся в результате спонтанного и непредвиденного взаимодействия с машиной. Если инструкцию по использованию того или иного синтезатора можно сравнить с партитурой, предписывающей тот ли иной образ действия, то здесь мы имеем дело с импровизацией как таковой. Задача композитора - интуитивно отыскать путь освобождения из недр машины звука, ранее не существовавшего, а добившись этого, благоразумно удалиться, дав музыке самой довершить процесс своего становления. Что нам это напоминает? Совершенно верно - буддизм в его дзен-интерпретации.
Это минимализм в его чистом виде. Нет необходимости описывать каждую из десяти пьес. Отмечу лишь, что звучание колеблется от микротональных колебаний до царапающих перепонки текстур. В этой музыке нет излишнего пафоса и чванства академизма, тошнотворного и нарочитого новаторства некоторых особо рьяных экспериментаторов и изрядно набившей оскомину карамели new age'а. Отправляя диск в cd-player не настраивайтесь на интенсивное восприятие. Просто слушайте: музыка все сделает за вас.
Денис Ведерко, 27 июня 2004
Олег Хурватов (Id), 4 августа 2004
Теперь, когда изначальная точка отсчета в понимании, осязании и осознании принята (условно конечно), перейдем к главному. Французский композитор Лоран Пернис в своей "Неподвижной музыке", задетализированной в период 1999-2001, представляет декор из 10 манипулируемых объектов, отражающих, в его собственном представлении, исконный порядок в хаотичном устройстве рождающихся и живущих в окружающем мире созвучий: желаний, ошибок, чувств, противоречий... Допустимое определение природы музыкального явления, как такового, французского композитора-философа Перниса, отраженное им на рубеже эпох (чем и представляется, на мой взгляд вдвойне интересным, ибо через случайно обнаруженное, возникшее из ниоткуда звучание, передать тем самым физиологию самого времени через условно очерченное концептом работы пространство). Прямо скажем, достойное и плодотворно насыщенное отражение.
Звучание, возникающее из ниоткуда, сразу заметим, - парадокс.
На пути звука как природного явления к его постяжению нами и осязанию всегда стоит бесчисленное множество объектов (и, в данном конкретном случае, прежде всего, сам человек, слушатель, явный или случайный потребитель звука, хотя и не завершающая точка в атмосферных странствиях звука). Каждый из этих предметов по своему воздействуют на звук, отражают его, гасят, дополняют, видоизменяют, или попусту наблюдают его пассивно как явление. Сама природа происхождения звучания - как раз она и является тем отправным пунктом, незнакомым, неизученным до конца, таящим множество сюрпризов, загадка которой последние десятилетия время от времени будоражит многие горячие умы. Музыканты в этом ряду - наиболее приближенные к постижению этой истины, ибо их природному устройству и ощущениям в восприятии и понимании мироустройства скрытые законы происхождения на свет звука как артифакта стоят ближе всего. В их руках, как постижение мантры, разгадывание физиологического кружева росписей в пространстве, ибо любой звук по своей природе всегда изначально физиологичен. На их глазах проходит этот бестелесный путь рождения, становления и умирания звука, или, скорее, его отвоевывание собственного места в бесконечном коде мироздания. Потому что ничто не умирает, как известно в этом мире, на уровне определенного кода сохраняясь в летописи Вселенной. Если бы его только попытаться разгадать! Может быть путь познания Лорана Перниса - как раз одна из таких яростных, мудрых, отрешенных, пытливых попыток.
У него своя азбука имен. Он называет ее "случайная музыка".
Завораживает воображение и экзальтирует чтение дневников-признаний самого музыканта о его собственных экспериментах по постижению один на один звука. Это удивительное и уникальное по красоте пластики языка откровенное признание, которым он делится со своим слушателем. Это их глубоко внутренний и глубоко интимный диалог. Их соитие. Осторожно вступая, вторгаясь в природный процесс рождения звучания посредством всего ему близкого и доступного инструментария, Лоран пошагово - от акустики до электричества - постигает таинство звукового существования, как живого полноценного и полноправного индивида, Чуда, своего соавтора. Его по-детски чистые и оттого кажущиеся еще более уникальными открытия и признания мудрого постижения и понимания звука, а, вслед за ним, и самого окружающего мира, просты и гипнотически притягательны для слушателя. Каждой из таких удивительных для него встречь он дарит ответный свет имен, звучащих на грани мифологии.
Перед вами открытые вашему восприятию Врата. За ними - непознанная и бесконечно необъятная вселенная, величественная и драматичная как океан.
Что дальше - не знает никто из нас, ни слушатель, ни композитор. Не знал ответов на это ни полифонист Чарльз Айвз, ни минималист Тони Конрад, ни сам гений Джона Кейджа, которого цитирует Пернис в прологе. Все они стояли у стоков обретения звуком на наших глазах своей телесной плоти. Это просто звуки, "неподвижная музыка", которой дает жизнь наше с вами восприятие, воображение, фрустрации и противоречия. Вероятно, как и мы с вами, она в чем-то несовершенна. И как все содеянное, сотворенное природой, истинной или механической, находится в развитии на пути к нечто более совершенному. И может быть именно этот факт некой исконной первичной архаической первобытности рождения звука вне всяких искусственных на то вторжений из вне, один на один в столкновении со слушателем как искомым объектом, этот не обреченный монолог, но диалог дают в итоге тот уникальный опыт как законченный совершенный образ, который делает частный внутренний приватный эксперимент Лорана Перниса с его "Неподвижной музыкой" событием не ординарным и интересным. В поисках новых вербальных или невербальных языков к нашему общению и пониманию, но также и, конечно, основ нашего восприятия невидимых и непознанных микропроцессов, попытки по новому взглянуть на кажущиеся давно прописными истины, вглядеться пристальнее вглубь себя самого. И, при удачном стечении обстоятельств, которое хочется искренне пожелать всем, имеющим редкий шанс соприкоснуться с необъяснимой магией притягательности этой работы, открыть в ней нечто важное, раннее непознанное и уникальное. Имя которому - природа музыки.
Еще одна тонкая и одухотворенная работа, помогающая этому суетному холодному миру обрести живительный свет...
Игорь Ваганов, 18 августа 2004
Пернис напоминает художника, для которого плотность краски и фактура холста интереснее чем то, что он рисует. Собственно, он ничего и не рисует, предпочитая разглядывать под микроскопом инструменты своего искусства. Извивается хладным угрем безымянный импульс, затухая и вздрагивая, рядом вьется рой электрических пчел, не жаля и не перемещаясь; скользнет по матовому зеркалу металлическая рябь и - ничего, никогда не изменится. Перед нами базовые частицы звука - нечеловеческие, слишком нечеловеческие. Но внимательный слушатель сможет различить в этом скупом и скудном "гумусе", элементарном акустическом перегное дрожь простейших микроволн, из которых и складывается любая музыка.
Иван Напреенко, 07 сентября 2004
Первый трек выполняет роль интро, спокойным электрическим гудением незаметно приводящего ваш разум в состояние подходящее для восприятия альбома. Под стук падающих капель основной слой звука волнообразно колышется. Второй трек - «A-coups» - весьма мрачен: фрагменты зловещего цифрового рокота, затихая, сменяются зияющими чёрными паузами. Зацикленный и реверберированный сэмпл содержит, помимо обычного, ультразвук. Это механистическое чередование тишины и death-industrial-саунда имеет много общего с записями VALEFOR. Однако ультразвук, как ему и положено, раздражает уши - что отнюдь не способствует удовлетворению. Мягкий, эмбиентный «Fluide» наполнен звоном, напоминающим колокольчики; здесь ассоциации могут возникнуть скорее с AUBE.
Далее идёт «Accrocs» - пульсирующий рокот, напоминающий радиошум бэкграунд и множественные электронные щелчки: похоже на запиленную индустриальную грампластинку года эдак 1960-го. Композиция «Après coup» богата частотами: гулкий, атмосферный звук почти музыкальной природы нарастает и затихает, буквально физически растворяясь в пространстве. Впечатление от жучиного жужжания «Frôlements» снова подпорчено звонами сверхвысокой частоты. И как бы в ответ на наше ворчание «The Sirens» приветствует нас откровенным, безапелляционным гулом в области средних низов. Гул угрожающе вибрирует и грузно перемещается туда-сюда по звуковому пространству. Вибрация усиливается до оглушительной и затем постепенно пропадает. «Воздух-земля» почти не отличается от предыдущей композиции: тот дрожащий гул и отголоски радиопозывных где-то вдали.
«Comme une houle» и «Cytryth» - трансовые эмбиентные треки, построенные на «дилэях» на манер TROUM, причём в последней композиции скрыты поющие в подсознание голосовые сэмплы.
Дмитрий Игнашов, 29 сентября 2004
В любом случае, я так полагаю, что Лоран немного лукавит в этом своём объяснении. Конечно же не всё так просто и случайно, как это выгодно и концептуально представлять. Рождение любого звука случайностью не назовешь, ибо когда он извлекается человеком, да ещё человеком непростым, а имеющий за плечами определенную музыкальную биографию (а Лоран Пернис именно такой человек), то в таком случае звуки точно не появляются на свет просто так. Извлечению каждого кое что обязательно, да соответствует. Дальнейшее может быть случайным, с этим я может быть и соглашусь, но вот начало, точка отсчета для всего последующего должна быть строго фиксирована. От неё зависит то, что будет дальше. Как оценить в данном случае степень отстраненности автора? Я не знаю. Глубоко ли был он вовлечен в процесс? Не уверен. Надо разобраться.
Игры в концептуализм - дело давно известное. Иногда этим прикрывают отсутствие оригинальных идей, а иными словами когда попросту нечего сказать. Ибо, когда тебе есть что сказать, то дополнительных объяснений не нужно, это и так должно быть всегда понятно. А как объяснить акустические жужжалки и шумелки? На мой взгляд и не нужно ничего объяснять. Здесь как раз со звуком и с мыслями, воплощенными в нём всё порядке. Когда вроде бы обычные шумы плавно и незаметно формируются в звучание поистине симфонического размаха, как это происходит в "Apres coup", то это очень сильно вдохновляет.
А в заключение мне остается только выразить надежду, что последующие релизы у Monochrome vision будут не менее интересными и любопытными.
Андрей Турусинов, 07 октября 2004
С конца 80-ых годов композитор посвятил себя исследованию природы звука, в частности его внимание привлекли случайные процессы в «живой» акустической и электронной музыке. Продуктом такого рода исследования является, по мнению Перниса, «неподвижная музыка», загадка которой кроется в абсолютной пассивности и статичности по отношению к слушателю. Самое главное в её сути - это то, как изменяется восприятие слущающего, стремящегося постичь её внешнее и внутреннее устройство. В десяти средних по продолжительности звучания пьесах спрятаны сотни человеческих переживаний, тысячи мыслей и миллион произнесённых про себя слов; это музыка, заставляющая нас размышлять, анализировать, задавать себе множество вопросов и тут же находить на них ответы, ошибаться, останавливаться, разочаровываться или вдохновляться, опять идти вперёд , падать, взлетать и снова приземляться. Структура каждого трека альбома совершенно уникальна. В некоторых пьесах она как-будто расслаивается - вязкая субстанция вибрирует, пытается вести себя непредсказуемо, испаряя с поверхности радиоактивный пар и выбрасывая в пространство угрожающие низкочастотные вспышки. В других же пьесах тембральная окраска умеренна и балансирует на грани слышимых и не слышимых для человеческого уха звуков. Таким образом, Лоран Пернис сознательно идёт на риск, позволяя механойдному саунду развиваться своим, чуждым человеческому разуму, путём, доверяя машинам и зачастую игнорируя правила их безопасной работы. Так или иначе, результат оправдывает ожидание. Ещё одна достойная работа, заслуживающая пристального внимания. Что ж, поздравляем лэйбл с удачным стартом и желаем ему дальнейшего процветания.
Sub-Magazine, 15 ноября 2004
На мой взгляд, на сегодняшний день это самая сложная для восприятия работа Евгения, заметно отличающаяся от изданных ранее альбомов. Если на "Landschaft" перед нами разворачивались звуковые поля, пропитанные призрачной мелодикой, на "V" и "VS" присутствовал аналогово-цифровой "тонированный шум", то здесь - всё иначе, по-другому. Лёгкий инфернальный холодок сметён волной клипотического ужаса. Плотность атмосферы выросла тысячекратно, наполнившись вывернутыми наизнанку голосами, вычурными гармониями и посторонним шумом. Такого рода треки ранее неоднократно появлялись на многочисленных компиляциях, но здесь их концентрация достигла предела. Впрочем, и ценителям прежнего CISFINITUM есть, чем поживиться - пьесы "Плавая в Земле", "Без дна", "Прозрачность" мелодичны, загадочны и вполне дружелюбны. Безусловным шедевром является номер "Вглубь", исполненный на том самом АНС. Циклопические пласты звука под собственной тяжестью коллапсируют до микротонов.
Опубликована "Bezdna" лейблом Monochrome Vision, репертуарная политика которого позволила ему занять место в ряду с такими издательскими конторами, как Pogus, Mode Records, RZ, Electroshock. Хотя, есть здесь одно "но" - если вышеназванные лейблы специализируются на академическом авангарде, а к прочей музыке относятся с прохладой, то Дмитрию Васильеву вот уже второй раз удаётся сохранить равновесие и не быть ангажированным ни одной из сторон. Безупречное чувство вкуса и меры.
Денис Ведерко, 02 июля 2005
Но, всё же, концертная программа - это одно, а студийный альбом - несколько другое, поэтому лично мне было интересно ознакомиться с "Бездной", которая, к тому же, вышла на новом отечественном лэйбле Monochrome Vision, призванном запечатлеть "электронную музыку ХХ века, которая была скрыта индустрией массовой культуры", что как бы намекало на явную значимость нового материала.
Итак, что же мы имеем? Нарочито минималистичное ("монохромное") оформление диска, придающее ему некоторую дополнительную "концептуальность", как бы говорит слушателю "мы не шутим, там действительно Бездна...". Ознакомление с названиями композиций только усиливает это чувство (замечу также, что, на мой взгляд, русские названия гораздо более чётки и образны, чем приведённые там же английские, именно поэтому здесь я даю именно их).
Собственно музыка... Всё, как обычно, начинается с Вестников, потом приходит Холодная, которая ищет выход, находясь в Штопоре; падение на Землю, плавая в которой понимаешь, что она Без Дна и прозрачна, а если заглянуть Вглубь, то там обнаружится лишь Ничего...
Холодные, но чувственные (т.е. наполненные чувствами) спиралевидно развивающиеся композиции со следами того, что когда-то было мелодиями. Да и весь альбом в целом - этакая нисходящая спираль..
Dark ambient? Пожалуй, да. Типичный? Пожалуй, нет. Как ни странно, но "бездонная" музыка кажется довольно "человечной", что заставляет думать о том, что всё это звуковое повествование есть лишь взгляд в себя, в глубины собственного сознания, а не путешествие куда-то вовне. На мой взгляд, интровертность этой музыки также выгодно подчёркнута использованием при записи советских аналоговых синтезаторов (в буклете приведён полный список использованных устройств), которые, как известно, дают довольно специфический "дышащий" звук.
Прибегая к сравнениям, можно описать данный альбом, как "Maeror Tri/Troum + Артемий Артемьев". Естественно, это не говорит о каком-то плагиате (музыка Евгения Вороновского достаточно самобытна), но при прослушивании диска в моей памяти всплыли именно эти имена и думаю, что такие параллели характеризуют "Бездну" исключительно положительным образом.
Всем любителям dark/droning ambient советую ознакомиться с этой пластинкой - она того стоит.
Undo, 27 октября 2005
Для записи "Бездны" он использовал старые советские синтезаторы вроде Поливокса и Юности, время от времени также различимы аккордеон, фортепиано, скрипка, голоса и шумы. Работа это спокойная, уравновешенная, почти меланхолическая и почему-то показавшаяся мне совсем не мрачной, несмотря на явное намерение сгустить краски - от названия альбома до оформления диска и пресс-релиза на сайте лейбла Monochrome Vision. Альбом состоит из растянутых гармонических пассажей, оттененных тяжеловесным синтезаторным гулом, но иногда гул превращается в легкое прозрачное сито, пропуская сквозь себя неторопливые скрипичные уколы. Музыка эта - на первый взгляд блеклая и невыразительная - удачно балансируюет между гармоническим (медитативного характера) и шумовым (разрушительным) началами, это Инь и Ян постиндустриального эмбиента, собранного с особенной любовью и вниманием. И пусть там нет ничего особенно нового (да вообще ничего нового там нет), и диск совсем не тянет переслушивать несколько раз, но сама работа вызывает уважение. Наверное, из-за того что, учитывая количество опубликованного дроун/эмбиента, этот гудит с полной уверенностью в правильности своей идеологии и эстетики. Это совсем не саунд-дизайн, а музыка, к которой кто-то шел и много о ней думал.
Денис Колокол, 29 октября 2005
Пора! Диск открывается скрежещущим приближением хармсовских "Вестников" - тех самых, чье появление останавливает часы и поднимает безветреный сквозняк. Минуя жутковатое пространство второго трека, падение в инобытие неумолимо ускоряется. Гипнотические вибрации "В поисках выхода", набирая силу, разрешаются в "Штопоре", чья шершавая психоактивная монотонность заставляет вспомнить о Coil времен Time Machines. Переломная вещь - пятый трек ("Плавая в Земле"). Словно река, альбом выходит на простор, выплескивая широкие drone-полотна, полные мерцающего мелодизма и прозрачной печали. Их живая аналоговая полифоничность создает ощущение поющего света, который очищает и умиротворяет. Финальный девятый трек построен на отрывке лекции Юрия Мамлеева. Закольцованный голос, бормоча и спотыкаясь, разбегается по бесконечному лабиринту: "эта жизнь ведь устроена так... лишь какой-то глоточек времени маленький... а впереди-то что... впереди бездонное... ничего ничего в этом страшного нет... ничего ничего нету страшного..."
Впрочем, рецензировать работы Cisfinitum - верный способ вскрыть бессилие слов. Здесь надо не столько рассказывать, столько показывать. Позволь, я отведу тебя в осенний безвременный лес. Мы будем смотреть, как слюдяное солнце дрожит средь ветвей. Облака текут по глазам озер. Молчит папоротник, смотрит камень, говорит мир. Ты слышишь древнюю немеркнущую песню - она звучит для того, кто жив в сокровенной глубине твоего сердца, даже если ты не знаешь, что он там есть.
Иван Напреенко, 10 июня 2005
Учитывая то, что альбом писался как некое путешествие -исследование возможностей старых советских синтезаторов, он тяготеет не к мелодиям, а к звукам. Здесь музыкант "пробовал на вкус" те возможности, которые заложили в технику (сами того не зная) советские конструкторы. При всем при этом альбом, к счастью, не превратился в набор звуков, а очень так даже слушатебелен. Более того, в треках присутствует легкая симфоничность, знакомая нам по старым работам музыканта. Плохой (вернее, неслушатебельный) трек один - он идет под номером один. Последняя дорожка странная: она основана на паре слов, сказанных Мамлеевым. Все остальные работы хороши по-своему. Мне трудно выделить фаворитов.
Если подводить итоги, то новый альбом Вороновского достоин покупки. Музыкант просто поражает своими работами, которые не перестают радовать и удивлять.
Игорь М., 01 июля 2005
И конечно же очень важной составляющей подобной убедительности является специфический звук старых советских электромузыкальных инструментов, который повторить современными цифровыми устройствами ни теоретически ни практически абсолютно невозможно.
Андрей Турусинов, 20 мая 2005
Sub-Magazine, 05 августа 2005
Материал, представленный на диске, снабжённом внушительной библиографической справкой, обычно сопровождающей особо ценные музейные экспонаты, писан на рубеже 89-90 годов, и даже местами получил огласку на пластинке 1991 года "Encuentos en la Tercera Edad". Музыка Руиса полностью отвечает духу времени, соответствует его протестным нравам и радикальным порывам. Мигель мог себе позволить напустить всклокоченных, шероховатых, нечесаных битов а-ля Gerechtigkeits Liga, побаловаться полнозвучным электроакустическим коллажированием в духе Konstruktivits, Brume или Асмуса Титченса, шуткануть мусорными шуршаниями, лоскутными переливами и трепетом из макулатурной коробки в духе Йоса Смолдерса, Франса де Ваарда и других сорвиголов-активистов звуковой переработки, запустить трубного промышленного гама в духе Маурицио Бианки - и всё равно остаться самим собой. Соль в том, что в отличие от многих куда более именитых деятелей индустриального фронта, затворников Last Few Days, большого придумщика Найджела Айерса и его многочисленных "Ночных поллюций", да чего уж там, даже титанов SPK или прославленных соотечественников Esplendor Geometrico, Руис в своём художественном безвременье звучит современно - а значит, проверку временем выдержал. Сдюжил. Устоял. Один из родичей Руиса - давний немецкий проект Mohr, споро оперировавший плотной массой густо наложенных шумов, один из первых, кто выпустился на кнапповском Drone Records.
Ключ к солнечной душе знойного испанца - эклектика. Сиюминутые уличные записи, подвижная окружающая среда, реверберированное гудение синтезаторов, хитроумные сэмплирования, кинематографические экскурсы - всё это и многое другое закрутилось-завертелось, словно в цветастой карусельке в погожий воскресный день. Ветер в голове, свист в ушах и блаженная, умиротворённая улыбка. Как бы не так. Добро пожаловать к гниющим лошадям и экуменическим червякам. Впрочем, это всего лишь фигура речи. Чужакам здесь не рады.
Проныру Руиса не взять на карандаш, не пригвоздить к бумаге единым словом. Всегда-то он извернётся ужом, спрячется за двусмыслицей, убежит от разговора по душам. Махнёт пернатой ангельской конечностью - и поминай как звали. Руис ой как непрост. Его мир - лишён комфорта как опции. В нём нет прямых линий, чтобы отдыхало око, нет мирных звуков, ласкающих ухо, нет вертикалей и горизонталей, нет верха и низа, нет хоть каких бы то ни было ориентиров, как нет и постоянства, столь привычного для человеческого разума. В нем всё течёт и всё изменяется. Беглые слова превращаются в вязкую материю, та растворяется, становясь букетом запахов. Ароматы вспархивают ввысь, ударяются оземь и обращаются затвердевшими звуками. Звуки срываются с насиженных мест и, чинно-степенно меняя форму, уплывают обратно в направлении алфавита. Цикл повторяется, но в самопроизвольном порядке, с видоизменёнными участниками. Ни быстро, ни медленно, ни громко, ни тихо, ни грустно, ни весело. Так как есть и никак иначе.
Этот причудливый мир замкнут на самом себе, он живёт по собственным законам и его иррациональным обитателям абсолютно до фонаря такие мелочи, как гравитация сила трения термодинамика расширение при нагревании сжатие при холоде коррозия. Им глубоко фиолетовы розовы серо-буро-малиновы инстинкты продолжения рода старение смерть гниение. Меньше всего их волнует время - закованный в циферблаты часов бесценный товар, совершенный наркотик, на котором сидит многомиллионное стадо гомо сапиенсов, мрущих от его жестокой передозировки. Они самодостаточны и легки на подъём. В них нет суеты, беготни сломя голову и вечной спешки. Они твёрдо знают, что они навсегда.
RestArt, 26 августа 2006
Музыка Ruiz'а это достаточно странная смесь из электронных звуков (и реже обработанных естественных шумов) - которые, не смотря на свою теоритическую схожесть, однородность - воспринимаются весьма различно. Здесь есть присутствие и псевдокосмической абстракции; и холодных индустриальных ландшафтов; и типичных электро-теорий; и атмосферы звуковых дорожек к "кривым" экспериментальным фильмам или, даже более, к мистической техно-опере. И, несмотря на столь различные эмоции, могущие выражаться как минималистичным искажением волны, так и мельтешением сотен электро-точек; общая атмосфера работ Ruiz'а - бесспорно гипнотическая, притягивающая внимание и слух. Еще одно из качеств, весьма нехарактерное подобным артистам, но распознающееся при прослушивании "Grosor" - скрытая брутальность и магичность многих записей: натянутость пружин, которую необходимо освободить. Послушайте это диск и сделайте или не сделайте это.
Code_188, 15 марта 2005
Иван Напреенко, 28 марта 2005
Дмитрий Гельфанд (Portablepalace) - современный художник и композитор. Его интересы: "интеграция физико-химических экспериментов с оптическими теориями и компьюторными технологиями. Исследования волновых явлений: электро-магнитных (свет, радиация) и изоморфных волновых форм."
Андрей Савицкий (h.h.t.p.) - графический дизайнер и композитор. Направление его деятельности - "поиск новых эстетических форм и исследовательская работа в области компьютерного звука и визуальных коммуникаций."
Кирилл Домнич - программист, поэт, музыкант, разработчик компьютерных систем искусственного интелекта.
Собственно, после перечисления достоинств музыкантов - можно легко определить стиль работы: что-то среднее между демонстрацией действия предположения, теории в реальности и академической импровизацией. Ощущение, что некогда живые ландшафты, ранее источавшие энегрию и эмоции, пропустили через ряд звукофильтров, исказив и механизировав их сущность. Музыка для квартир, в которых нет окон, а в дверях отсутствуют ручки.
Code_188, 15 марта 2005
Иван Напреенко, 28 марта 2005
Code_188, 15 марта 2005
"Облака, кометы, шумы и черви" - это избранные работы маэстро 1994-2004. Предложенный образный ряд, в сочетании с андалузским бэкграундом музыканта, навевает мысли о романтических, не без тревожности, шумах с ощутимым средиземноморским колоритом. Однако Рафаэль Флорес преподпочитает конструировать монотонные композиции, практически лишенные эмоционального накала, а вместе с ним и какой бы то ни было претенциозности. Получается шершавый олд-скул - аналоговые коллажи пополам с полевыми записями, в утробе которых изредка зарождается ритм. Похрустывания Флореса если и гипнотизируют, то в первую очередь самих себя: о, вон здесь взвыло! там похрипело!: Вышел палеонтологический казус - самодовольно-упитанный бронтозавр на прогулке - никого особенно развлечь не хочет, а просто совершает моцион в свое удовольствие.
Иван Напреенко, 28 марта 2005
Сложноструктурированная работа итальянского конструктора-акустика и визуализатора Джанлуки Бекуцци - не просто тональная комбинаторика на логическом уровне - бесформенные шумы направо, оформленные звуки налево - а полноценная тактика и стратегия, теория вероятности в действии. Два диска по восемь треков в состоянии свободно сцепленной функциональной зависимости. Решить уравнение с 64 неизвестными - ровно такую математическую операцию пришлось проделать автору, дабы механизм склейки работал без сбоев, как часы.
Антиномия формы и содержания в широком смысле неразрешима, но каждый художник пытается найти своё решение. Как же действует этот диковинный аппарат, калейдоскоп иллюзий и оптических преломлений?
На основе многократных ритмических сращений простейших звуковых фигур, их линейных и пространственных пересечений. Белый диск содержит глубокие резонирующие фоны, ровный постоянный сигнал без вариантов и рельефа, а звуковая структура чёрного рассыпается на щелчки, трещинки, попискивания, бугорки и выемки, помехи, басовые пульсации, осцилляции, шуршания и реверберации всех вышеперечисленных акустических феноменов, имеющих метрические показатели.
Каждый из дисков насчитывает по восемь треков, открытых для свободного наслоения и расслоения на любой из своих возможных антиподов. Линия синхронизации проходит вдоль временной отсечки 5:20, когда дорожкам суждено меняться местами в произвольном порядке, обеспечивая непрерывное движение звуков и динамику панорамы.
Вместе с тем эта работа, выполненная по принципу сообщающихся сосудов, являет собой замкнутую систему. Изолированные звуковые абстракции перетекают из одной колбы в другую, но число их флуктуаций ограничено, а очерчиваемые ими траектории ложатся одна в другую, словно детали виртуального конструктора, смыкающиеся в нескольких плоскостях сразу. Движение иллюзорно, множественность немыслима, чувственное восприятие недостоверно, всё как в апориях Зенона. Но вместе с тем, личностные особенности перцепции более чем допускают эффект "вторичных образов", вызванный совмещением разных орнаментов.
Прослушивание ассембляжа под названием "Образная система 01: Возможные формы", чьё изначальное предназначение - сопровождение выставки по аудиомоделированию в 2002 году - сравнимо с раскладыванием трёхмерного пасьянса или сборкой объёмных макетов молекул. Опыт предполагает активное участие слушателя, и хотя степень его воздействия на происходящие звуковые амальгамации, прямо скажем, невелика, а роль ему отводящаяся аналогична задачам простого лаборанта - скромное наблюдение и фиксация, это ничуть не умаляет значения партнёрства. Особенно, когда чудо раз за разом происходит прямо у тебя в ухе.
Строго говоря, подобный эксперимент в области парадигматики может носить исключительно единичный характер, однако методологически, как система приёмов и алгоритмов действия, допускает повторение, хотя бы для аккумуляции технического потенциала и совершенствования процедур. Что успешно и проделал Джанлука Бекуцци, продолжив свои изыскания. Годом позже вышла работа "Rant System", замкнутая несколько по иному принципу. Один из дисков, вариативный, был раздроблен на восемьдесят микродорожек, собранных из амплитудных импульсов для факультативного компилирования, в то время как другой, фоновый, сопровождал бы смену слайдов неизменной гудящей статикой.
Первенец же "Possible Forms", по праву старшинства - безоговорочно значимый образчик ландшафтного звукового дизайна, технологический ориентир и эталон, идеально годный для тестирования высокоточных аудиосистем и тренировки остроты восприятия. Пресловутая "музыка будущего", звуковой структурализм, ожившая теория трансформаций, где автор, подобно учёному, прячущемуся за безличным синтаксисом научных работ, укрывается глубинными акустическими универсалиями. Прямая стимуляция мозга инъекциями синтезированного серотонина. Чистейшее беспримесное наслаждение для головы.
RestArt, 29 августа 2006
Не знаю, держал ли все это в уме Kinetix, когда задумывал свою гештальт-систему. Но, так или иначе, ему таки удалось, в отличие от гипотетических выкладок вышеуказанных персонажей, создать нечто подобное. Правда, в музыкальном изложении...
Собственно, Gestaltsystem 01: Possible Forms - это не двойной альбом, в привычном смысле этого слова. Вся штука в том, что оба диска нужно слушать одновременно. На рэндоме и бесконечном репите. Линейность в такой системе координат теряет всякий смысл. В дело вступают случайность и комбинаторика. Математика и метафизика.
Possible Forms - это миллионы звуковых вселенных, которые будут рушиться и самовоспроизводиться до бесконечности, пока вы не нажмете на кнопки стоп. Что будет, спросите вы, когда все комбинации, все возможные формы исчерпаются? Ницше считал, что все начнется с начала:
Дмитрий Талдыкин, 02 ноября 2006